Начало: http://www.proza.ru/2014/01/08/1641 - часть 1
http://www.proza.ru/2014/01/08/1687 - часть 2
Утром следующего дня, сразу после завтрака, я пошёл на остановку автобуса. Автобус ходит по расписанию, но очень редко. Пройдя километра два в сторону Керкиры и не встречая стеклянную будочку, я обратился за помощью к хозяину придорожного ресторана.
- Да вон же она! – показал он мне на скамейку и несколько железных планок, в которых когда-то крепились стёкла.
Обрадованный, я направился к указанному месту, но потом остановился на полпути, на площадке у какой-то машины, так как меня стало смущать то обстоятельство, что скамейка и остов павильона находятся на противоположной стороне движения. “Дорога узкая, поэтому сделали только одну остановку для обоих направлений”– успокаивал я себя. Но через некоторое время сомнения усилились: “А если маршрут кольцевой и я стою на его обратном участке?” Это предположение показалась мне наиболее вероятным, и я стал молиться: “Господи, еду к святителю Спиридону, сбился с дороги, могу не успеть, помоги”
С крыльца ресторана спустилась девочка лет тринадцати. Она подошла и встала рядом с машиной. “Значит, всё-таки, автобус скоро будет, раз местные собираются” – подумал я, но для верности решил уточнить доеду ли я до Керкиры. Девочка подняла на меня светлые глаза и отрицательно покачала головой. Чистым, с наивными интонациями, голосом она стала объяснять: “Вам надо идти в ту сторону. А автобус проходит по другой дороге”.
Мои планы рушились и, не желая мириться с подтверждением своих опасений, я спрашивал опять и опять, пока не подошёл хозяин ресторана и сказал:
- Вам надо в Керкиру. Я подвезу.
Девочка села на переднее сиденье, я - на заднее. Машина загудела, и мы помчались по шоссе.
- Russia? – Спросил мой благодетель.
- Russia!
- Russia good – в который раз услышал я на Корфу этот ответ.
- Мы благодарны русским.
- Мы любим Грецию.
Папа вёз дочку в школу. Она читала журнал и не смотрела на замечательные бухты, бамбуковые заросли, круизные лайнеры. Всё это было так неинтересно. Водитель решил сказать мне ещё что-нибудь приятное о России:
- На Корфу много русских.- Он не услышал мой ответ и повторил громче – много русских.
- Ясно, ясно, я понял.
- Я работаю с русской компанией. Как это ...ну, каз, каз…
- Газпром компэни – помог я.
- Да, да. Там есть мраморец.
- Мраморец? Не понимаю.
- Ну, мраморец, целси. А, а, нет: амрамОрец.
- Абрамович – понял я фокус его ассоциативной памяти, переделавшей фамилию олигарха в мрамор. - Он не русский, он jude.
Мы въехали в город. Нас догнал мотоциклист и, поравнявшись с открытым передним окном автомобиля, стал стучать себя по месту, где у человека находится мозг. Видно мы провинились. Отец девочки, не останавливаясь, с досадой, но без злости, быстро и громко проговорил нечто мотоциклисту. Тот отстал, чтобы “спокойно” поразмыслить над услышанным, но потом опять догнал нас и, чуть ли не всовывая голову в салон автомобиля, выкрикнул несколько резких фраз, поддержанных треском мотора. Мы опять ответили в том же духе, что и раньше, то есть решительно, быстро и с достоинством. Эта перепалка шла на скорости 80 км/час и на довольно загруженной, не прямой дороге. Но вот, преследователь помиловал нас и отпустил, а водитель с лёгким наклоном головы на заднее сиденье что-то сказал дочке. Вероятно, он хотел подвезти меня поближе к церкви и из-за этого нарушил какое-то правило.
Наконец мы подъехали к старому венецианскому городу.
- Прямо и налево – сказал грек.
Зная, что он не возьмёт, я всё-таки достал из заднего кармана бумажку в 20 евро: “Нет, не надо”. Девочка улыбнулась и помахала рукой.
Пустяк, конечно, - подумаешь, подвёз... А у меня осталось о нём и его доченьке тёплое дружеское чувство. А возьми он бумажку, и этого чувства бы не было. Значит все мировые деньги – это эквивалент проданной дружбы и любви.
Я поблагодарил и пошёл в указанном направлении.
Храм во имя святого Спиридона Тримифунтского представлял собой базилику с колокольней. Это высокое и бедное сооружение стояло не отдельно, как наши церкви, а было встроено в дома так, что алтарная абсида примыкала к одному дому, а западный вход к другому. Открыты были северные двери, выходящие на неширокую, прямую улицу, вымощенную гладким и блестящим, как плитка, бугристым камнем. По ту сторону мостовой сплошной чередой шли узкие, как коридоры, уходящие внутрь здания, магазины, выглядывавшие на улицу только кусочком витрины и дверью. Продавались, на беглый взгляд, тонны всяких блестяшек. Некоторые “драгоценности” лежали почти грудами без присмотра. Казалось, что Господь выгнал торгующих из храма, но они далеко не ушли, а затаились, готовые на штурм. Стены церкви были не толстыми, а стёкла одинарными по понятным причинам: природа - друг, от неё не надо защищаться. Здесь вечная весна и лето, а город похож на дом без крыши.
Когда я вошёл в прохладную тёмную глубь, священник в белой фелони с крестами по всей ткани губкой протирал дискос под протяжное пение с обычными и частыми для востока диезными переливами. Звук шёл из алтаря, но потом обнаружилось, что в микрофон пел регент у южных дверей. Храм был заполнен русскими паломниками. Они уже стояли в очереди к святому Причастию. В сумрачной западной части было несколько скамеек, и там кто-то сидел. Греки здесь кажутся иностранцами.
Без всякого “здравствуйте”, как будто всегда знакомы и никогда не расставались, спрашиваю у молодой женщины в платке:
- Во сколько началась служба?
- Мы пришли в 7:30, уже шла.
- Что читали? Часы или уже была Литургия?
- Не знаю.
Сбоку доносится задавленное шипенье: “Отстань ты со своим кулоном”, - девушка гневно смотрит на молодого человека рядом с ней.
Никогда мне не приходилось видеть наших перед причастием, как бы со стороны, как бы глазами византийца, который наблюдает за варварами из Скифии: “Люди из этого храброго и богатого северного народа не похожи на пресыщенных жителей Империи. Они идут к Алтарю, к Подателю Благих, с непосредственной, искренней, детской верой в Жизнь Вечную. У них это не превратилось в обычай или обряд, а остаётся Таинством. Молодой народ! Они много жертвуют”
А как они любят своих батюшек! Сорокалетняя паломница-пионерка мечется по храму: ”батюшка, батюшка, батюшка”. Юный священник с хорошим славянским лицом и мягкой русой бородой милостиво говорит ей: “ну что, милая? Потерялась?”
Пока идёт Причастие, я пишу записки о здравии. О родственниках, друзьях, об Алле Дмитриевне. Молюсь о них и о моём благодетеле с дочкой, подвёзшими меня до храма (имена их, Господи, Сам веси), о русском народе и стране нашей Российской. Чтобы избавил её Господь от нашествия иноплеменников, от мраморцов и их помощников.
После Причастия открываются мощи. С этими же молитвами обращаюсь к святителю Спиридону. Я давно люблю этого святого пастуха, который всю жизнь работал. Всё, что у него было, он отдавал приходившим просителям. А когда стал епископом, то не оставил крестьянских трудов и продолжал пасти коз. Из жития известно, что он получил от Бога дар чудотворения и мог оживлять мертвых. Должно быть, так страшна и сильна власть денег над людьми, что те, кто сумел оттолкнуть её от себя, выходят на орбиту святости. Очередь движется. К хвосту пристраивается несколько нерусских женщин с распущенными волосами. Мы подходим к раке. Открыты ноги. Они в вышитых бисером тапочках. Грек в подряснике всем указывает, что прикладываться надо к тапочку. Лицо за стеклом. Целовать можно в край. Русский батюшка стоит и всех поправляет. Кто-то окликает его, и он отвечает: “не могу, у меня послушание”
- Святителю Спиридоне, моли Бога о стране русской.
Приложился.
В храме оживление. Чёрненький бритый старичок, помогавший на Литургии, всплескивает руками и отступает, словно в восхищении, перед нашей паломницей:
- Откуда такой красивый бабуська? – паломница что-то неслышно отвечает.
- Игумення Анастаси? – переспрашивает старичок.
Дальше диалог рвётся и тонет. Да и не нужно. В путь.
-----
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/01/08/1714 - часть 4
http://www.proza.ru/2014/01/08/1719 - часть 5
http://www.proza.ru/2014/01/08/1722 - часть 6
http://www.proza.ru/2014/01/08/1726 - часть 7, последняя